Собственно, отмечаюсь.
Здесь мой первый фанфик по Плоскому миру. Некогда я зареклась писать нечто подобное, но на одну идею меня-таки натолкнули, и я не удержалась.
Так что это фанф не только по нему, но и фанф вообще.
Боже, правда, признаюсь, я абсолютно не умею их орофмлять. Будет свободное время - гляну, что к чему.
Разве что пару слов...
Известные действующие лица: Смерть, Альберт, Сьюзан, одна-старинная-легенда Остальное взято из головы.
Выкладываю по частям.
Первый пошел!


Читать дальшеКомната, как и всегда, была наполнена шумом меряющих жизнь секунд, непрестанно перетекавших из «сегодня» во «вчера», которые были чужды этим местам, и превращавших то, что могло случиться, в то, что уже произошло. Будущее плавно становилось Прошлым, на миг задержавшись в тонком перешейке Настоящего. Это был должный порядок. Порядок вещей, который не изменялся практически никогда, если слово «никогда» можно применить к тому, что не имеет времени. И если словом «вещь» можно обозначить чью-либо жизнь.
Ряды жизнеизмерителей, больше всего по форме напоминающих песочные часы. Уходящие вдаль и ввысь полки, которые сложно окинуть одним взглядом.
Шорох, похожий на шум морских волн. Шорох текущих жизней. Практически в буквальном смысле.
Рука, а скорее не рука, но гладко отполированные кости этой руки протягиваются к тем «часам», верхний сосуд которых опустеет совсем скоро. Жизнеизмеритель исчезает в складках мантии, сотканной из первозданной тьмы. Вслед за ним еще, и еще.
Около очередных часов Смерть замирает.
Перед ним на полке стоит необычный жизнеизмеритель. Или, точнее, два оных.
На них, соединенных вместе самой простой оправой, нет имен. И есть еще что-то. Что-то, незаметное даже его глазу, а точнее синим вспышках в бесконечном мраке глазниц.
Смерть вспоминает.
-СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕТ. И НЕ ТЕБЕ РЕШАТЬ. - Гулкими ударами тяжелых дверей звучат непроизнесенные слова, а жизнеизмеритель на какое-то время задерживается в Его руке.
Но ведь время здесь, как мы помним, не существует. Оно не имеет протяженности.
Два самых обыкновенных жизнеизмерителя. Обыкновенных не значит «обычных». Между этими словами при желании можно найти неимоверно глубокую пропасть, найдя, предварительно, желание для этих поисков.
Песка в них совсем мало – несколько секунд неуверенно, насколько возможно, утекает в Прошлое, засасывая за собой тех немногих, что еще остались в не случившемся.
Сколько младенцев имели столь малый отмерянный срок. За сколькими Смерть приходил собственнолично. Возможно, это не было ПРАВИЛЬНО или СПРАВЕДЛИВО, но это БЫЛО. Точнее, это был. Тот самый порядок.
Только в этот раз что-то было не так. Не так, как должно было быть.



Узкая извилистая речушка огибала скалы Ланкра – замок, возвышающийся на головокружительной высоте, столь же обнаженный и потрепанный временем, что и сами скалы. Еще ниже, еще дальше, намного дальше (по крайней мере для здешних мест три мили были не таким уж маленьким расстоянием), возвышался Ланкрский мост. Вернее будет сказать «находился», поскольку о величественности или хотя бы масштабности, благодаря которой о мостах говорили «возвышался», он обладал ровно в той же степени, что и воздух Морпорка – свежестью, а воды Анка – чистотой и прозрачностью. Течение здесь было быстрым, каковым и положено быть течению при местности со столь разнообразным ландшафтом, а вода – холодной. Не нужно было много времени, чтобы подхватить какое-нибудь воспаление, если бы вам вдруг понадобилось освежиться или смыть с бренного тела бремя, именуемое грязью.
По холодной воде плыли два небольших свертка. Вода играла ими как павшими листьями, закручивая, а иногда накрывая «с головой», затем вновь выталкивая на поверхность и позволяя продолжать свое движение в свободном плавании. Их путь шел с самого Ланкрского замка, точнее, именно в тех местах приняла их река. Она, в отличие от людей, не была слишком прихотливой. Её не нужно было упрашивать, да и договариваться с ней не требовалось. Кроме того, она не стала бы потом корить мать, решившую избавиться от новорожденных малюток именно таким способом.
Хотя, возможно, могла бы. Как-никак, королевство это, ввиду высокого уровня плотности магии, жило своей жизнью и все понимало.
Король Веренс Второй сидел на балконе своего замка, задумчиво глядя на лес. Лес шумел. Не так, как шумят деревья, лениво раскачивающиеся под порывами сильного ветра. В этом шуме было нечто живое. В последний раз, пожалуй, такое было при старом короле Лионеле, который, несмотря на своеобразие местного мировоззрения касательно правителей, не славился репутацией хорошего монарха, любившего свое королевство. Скорее наоборот. И королевство отвечало ему взаимностью.
Но те времена прошли.
А лес снова негодовал.

В темноте, нарушаемой отблесками луны на неровной поверхности реки, сверкнула едва уловимая голубая вспышка. Небольшое облачко, каждый миг теряющее форму и уменьшающееся в размерах, поднялось над одним из свертков, а синие огоньки глаз Смерти вспыхнули чуть ярче, когда нечто, именуемой душой младенца, скрылось в складках его одеяния.
У Него была уникальная память. Смерть вспоминал то, что будет. И еще Он был рассержен, хотя вовсе не из-за воспоминаний.
Жизнеизмеритель вновь увидел свет. Часы, последняя песчинка времени которых уже упала в прошлое, в небытие, замерли, в то время как их собрат, нераздельный с ним в общей оправе, продолжал свой странный отсчет. Один и тот же момент повторялся. Последняя песчинка, мимолетная секунда, не долетая до дна сосуда, вновь оказывалась в еще не произошедшем, над тонким перешейком «здесь и сейчас».
- Я ДУМАЮ…
Чуть выше по течению послышался громкий плач.
- ПОЛАГАЮ, ЭТО НЕ БЫЛО ТОЛЬКО МОИМ РЕШЕНИЕМ. - Он снова обратился к незримому собеседнику, и направился на звук. Один из свертков, наткнувшийся на удачно подвернувшийся камень, издавал вполне живые звуки. Смерть аккуратно поднял его и отодвинул края бумажной ткани. Бледный, замерзший от столь долгого пребывания в воде, там плакал младенец. Покрасневшие глаза и щеки на фоне общей бледности выделялись особенно сильно. Почувствовав явные перемены, и увидев перед собой что-то, он перестал плакать.
Смерть растерялся. Обычно его встречи с людьми подобного возраста не длились слишком долго. И он никогда не задавался вопросом, как нужно вести себя с теми, кто, по сути, только вступил на жизненный путь и еще не собирался входить в круг его клиентов. На ближайшее время. С остальными было проще, учитывая довольно своеобразный опыт. Хотя иногда Смерти казалось, что так стало только сложнее.
- ПОСЛУШАЙ, - Начал он, - ЭТО ВНЕ МОЕЙ КОМПЕТЕНЦИИ. ТАК БУДЕТ… - Он замолчал, подбирая нужное слово, - ПРАВИЛЬНО. ПОКА НЕ НАЙДЕТСЯ ОТВЕТ.
Ребенок слушал. Казалось, он даже с каким-то не в меру живым интересом рассматривал своего «спасителя», заглядывая в самую глубину глаз. Конечно, он не понимал слов. Чего именно, кому и почему не следовало делать, что за «кампитенция» такая. Он не понимал слов, но, понимал, что происходит. Понимал, что окружавший его холод перестал быть, и что перед его глазами вместо белой ткани играли разные картинки. И возможно, понимал, кто стоит перед ним, несмотря на то, что ему об это вряд ли кто-либо когда-либо успел рассказать. И не боялся. Впрочем, это был далеко не первый ребенок, который не испугался Смерть. Дети боятся…иначе.
- КАК ЖЕ ТЕБЯ ЗОВУТ.
Слова прозвучали не столько в вопросительном, сколько в задумчивом тоне. У всякого человека было имя, даже до его рождения. Человек не мог жить без имени. Даже в самой безграмотной семье младенца нарекали. Даже если он рождался хилым и ему вскоре суждено было умереть. Не обязательно обсуждать имя, высказывать его вслух. Хватало того, что оно было где-то в глубине человеческого сознания. И оно было выгриварованно на соответствующем жизнеизмерителе. Всегда. Но не на этих двух, почему-то соединенных в одно целое.
Ребенок пролепетал что-то непонятное, ведомое лишь ему одному, и завращал светло-голубыми глазками, словно пытаясь охватить взглядом весь этот кусочек нового мира, который ему открылся в буквальном смысле.
- НА ЭТО Я НИЧЕГО НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, ЭЭЭ... МАЛЬЧИК.
К мосту кто-то шел. Кто-то определенно не заботящийся о собственной безопасности либо потому, что жить надоело, либо потому, что этот кто-то был уверен в своих силах.
Впрочем, эта дорога была настолько далеко от Анк-Морпорка, что по сравнению с теми дорогами была просто наибезопаснейшей тропинкой. Ну, разве что, камень слетит с очередной скалы и упадет вам прямо на голову. И все же путешествовать по ночам в полном одиночестве мало кто осмеливался.
Смерть ухмыльнулся.

Идивон Стихоплетс, бывавший в Ланкре по своим личным (а как иначе) делам, был рад, что наконец оставил за спиной взволнованный лес, и уже выходил на дорогу к равнинам Сто, о чем определенно свидетельствовал мост, перекинутый через небольшую речку. К радости старого волшебника примешалось смятение, когда на другом конце моста он увидел одетую в черное фигуру, не оставляющей сомнений о том, кому она принадлежала. Как ему казалось, встреча должна была состояться не раньше чем лет через тридцать-сорок, а то и больше, но увиденный им силуэт заставил его засомневаться. Человек внимательно огляделся, проверил прочность моста, проверил, не следит ли за ним случайно вырвавшийся из-за Круга единорог… Но не нашел ничего подозрительно вокруг себя, никого агрессивно настроенного с копытами или когтями, да и мост выглядел как всегда прочным. Хотя упасть с такого моста… В самом худшем случае можно было наглотаться холодной воды и замерзнуть. Он даже посмотрел наверх, выискивая опасность в поднебесье. Только сейчас, вновь опустив голову, Стихоплетс заметил, что у Мрачного Жнеца в руках было что-то. Кто-то. Кто-то безмятежно что-то лепечущий. Едва слышно на таком расстоянии, но все же. Ноги, не согласовавшись с головой, резко понесли волшебника вперед. Согласовались они потом, и хоть и пришли к общему выводу, вывод этот не способствовал сохранению энтузиазма. Самые благородные намерения, переполнявшие душу волшебника, куда-то разом улетучились, когда он несся навстречу Смерти.
Череп ухмыльнулся
- СПОКОЙНАЯ НОЧЬ. ВСЕГО…ОДИН, - немного помедлив, произнес Смерть, не переставая лыбиться. Хотя, выбор эмоций был, как говорится, налицо.
- Оооо… - только и смог выдохнуть волшебник, то и дело тыкая себя в различные места да гляди под ноги, дабы удостовериться в собственном существовании, и предпочтительно в неизменно живом виде.
Мост скрипнул.
- Я… Я ведь еще не умер, да? – с надеждой в голосе поинтересовался он, так и не найдя собственный труп, а затем замерев и вытянувшись словно струна.
- ОПРЕДЕЛЕННО, НЕТ. Я БЫ УЗНАЛ ОБ ЭТОМ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ. - доверительно сообщил Смерть, покачав головой и извлекая из глубин одеяния нечто, не видное Идивону. Этим «нечто» был жизнеизмеритель, на котором отчетливо виднелось : «ИДИВОН СТИХОПЛЕТС ЛАТ-ЩЕБОТАНСКИЙ». Отчетливо для Смерти, разумеется. Песка в верхнем сосуде оставалось еще много. Достаточно много, чтобы, как в старых, но не всегда добрых сказках, прожить еще долго и счастливо. По крайней мере, долгая жизнь была гарантирована, а вот со счастьем пускай он разбирается сам.
- А ВОТ ОН, ПОХОЖЕ, НИКАК НЕ МОЖЕТ ОПРЕДЕЛИТЬСЯ. – кивнул Смерть на сверток в руках.
Он выжидал. Он лишь выполнит свою работу. Все произойдет само собой. И, разумеется, без Его участия. Ну, практически.
- Эээ… - неуверенно вновь подал голос волшебник, усиленно стараясь не встречаться с Ним взглядом.
- ДА?
- Может… ну… если он… не определился… - все так же неуверенно продолжал волшебник.
- ДА. ИМЕННО ТАК. Я СЛУШАЮ. ВНИМАТЕЛЬНО. – глаза Смерти сверкнули. Как раз тогда, когда Стихоплетс Щеботанский осмелился поднять взгляд. Взгляд, лицезревший очередной рождение ярко-синих сверхновых. Идивон вздохнул вновь – на этот раз немного облегченней.
- Ну… Я мог бы взять его. Чтобы…эээ… На воспитание. – его взгляд упал на личико младенца, - Да. Именно так.
- ДА, - медленно кивнул Смерть, - НА ВОСПИТАНИЕ. КОНЕЧНО. ПОЗАБОТЬСЯ О НЕМ.
Волшебник, во всю чуявший неладное, опешил еще больше. А затем в руки ему сунули сверток с вновь заплакавшим младенцем.
- Я ПРОВЕРЮ. КАК-НИБУДЬ. ЧУТЬ ПОЗЖЕ. – закончил Он, похлопав костлявой рукой окаменевшего волшебника по плечу. Возможно, Стихоплетсу показалось, но в тоне его проскользнуло нечто… ироничное?
Смерть развернулся и направился к Бинки, мирно пощипывавшей траву. Белоснежная лошадь, оторвавшись от трапезы, сделала пару шагов к хозяину и нетерпеливо фыркнула, поглядев на внезапно ставшего опекуном волшебника.
- И ЕЩЕ. У НЕГО НЕТ ИМЕНИ. – добавил Смерть, усаживаясь в седле. – РАЗБЕРИСЬ С ЭТИМ, ИДИВОН СТИХОПЛЕТС. ЭТО ПРОСЬБА.
В воздухе еще некоторое время витали огненные следы, оставленные копытами, но вскоре и они угасли, ничем больше не напоминая о произошедшем разговоре. Ничем, а точнее, никем, кроме младенца, который, видимо, решил, что настало время излить слезы всех брошенных его собратьев мира сего, воплощением коей мысли и занялся.
Глупо было убеждать себя, что все это была одна большая галлюцинация. И Стихоплетс решил сократить число глупостей в своей жизни на одну, потенциальную, то и дело нервно оглядываясь.
В верхнем сосуде жизнеизмерителя бушевал ураган. Из ниоткуда появлялись все новые песчинки немного странного оттенка, добавляя безымянному человечку секунды, минуты и годы жизни. И лишь когда они посчитали, что нужный срок установлен, нерешительная секунда упала-таки туда, где все уже произошло.